1. И встал он, и пошел, а Йехонатан пришел в город.

   Здесь идет речь о расставании Давида и Йонатана. Про Давида сказано, что он встал и пошел, но не сказано куда именно. По мнению «Даат Микра», причиной этому является то, что вначале Давид не знал, куда ему податься, и пошел, как говорится, куда глаза глядят.

   Йонатан после прощания с Давидом вернулся в город, и, несмотря на то, что здесь не указано название этого города, с полной уверенностью можно утверждать, что он вернулся в столицу своего отца, в Гиват Шауль, он же Гива.

2. И пришел Давид в Нов к Ахимелеху ха-коэну, и поспешил Ахимелех навстречу Давиду, и сказал ему: «Почему ты один и никого нет с тобой?».

   Покинув окрестности Гиват Шауля, Давид пришел в находившийся неподалеку город Нов. После того, как был разрушен город Шило вместе с находившимся в нем Храмом, служившие в Храме коэны основали город Нов, где построили общественный жертвенник и занимались принесением жертв. Вместе с этим, полноценной храмовой службы в Нове не было, так как Ковчег Завета все еще оставался в Кирьят Яарим, как об этом было сказано в главе 7, предложениях №1-2.

   О Нове доподлинно известно лишь то, что он находился недалеко от Гиват Шауля и Иерусалима. Относительно его точного местонахождения мнения исследователей расходятся. Принято считать, что Нов находился там, где сейчас расположен арабский район Иерусалима Шуафат (31°48'46.80"N, 35°14'2.40"E), то есть всего лишь в 1 км. к югу от Гиват Шауля:

   

   Вместе с этим Олбрайт, проводивший археологические исследования в этих местах в начале прошлого века, идентифицирует Нов, как современный арабский район Э-Тур (31°46'46.07"N, 35°14'47.49"E), расположенный рядом с Масличной горой. Другие исследователи считают, что Нов находился на самой Масличной горе (31°46'45.25"N, 35°14'34.02"E):

   

   Кроме этого, часть исследователей считают, что Нов находился либо в современном иерусалимском районе Хар ха-Цофим (31°47'32.96"N, 35°14'43.17"E), либо на территории соседней с ним арабской деревни Исауия (31°47'50.36"N, 35°14'50.52"E):

   

   Прибытие Давида в Нов было замечено Ахимелехом, который здесь обозначен, как ха-коэн, то есть не просто коэн (подавляющее большинство жителей Нова были коэнами), а коэн с определенным артиклем «ха-». Это означает, что Ахимелех был главным коэном и начальником всех остальных коэнов, то есть принадлежал к семейству Эли, про которого рассказывалось в начале Книги Шмуэля. Есть мнение, что Ахимелех – это Ахия, сын Ахитува, который в свою очередь был братом Икавода, сына Пинхаса, сына Эли, упоминавшегося в главе 14, предложении №3.

   Увидев Давида, Ахимелех поспешил к нему навстречу, причем здесь так же, как в главе 16, предложении №4, в качестве «поспешил» используется глагол «вайехерад» (ויחרד), и это означает, что Ахимелех поспешил к Давиду с опасением и тревогой. Для того чтобы понять причину, по которой Ахимелех разволновался, следует вспомнить, что, во-первых, Давид был зятем царя, и во-вторых, что он был одним из старших офицеров. Поэтому комментаторы говорят о том, что в то время люди такого ранга в одиночку из города в город не ходили. Если они прибывали в город по государственным делам, то их сопровождала свита, а если по военным – то целое воинское подразделение. Давид прибыл в город один, и Ахимелех понял, что у Давида большие проблемы. «Хоиль Моше» пишет по этому поводу, что Ахимелех подумал, что проблемы возникли не у Давида, а у Шауля, либо у всего еврейского народа.

   В Вавилонском Талмуде (Менахот 95, б – 96, а) говорится о том, Ахимелех разволновался также из-за того, что Давид явился в Нов в неурочное время, по всей видимости, в субботу. Не вдаваясь в подробности законов соблюдения субботы, следует заметить, что отдаление от города на расстояние, превышающее 2,000 локтей, обычно запрещено, и получается, что Давид этот запрет нарушил. Так как нарушение законов Торы разрешено лишь в случае смертельной опасности, увидав прибытие Давида в Нов во время субботы, Ахимелех понял, что произошло что-то ужасное.

3. И сказал Давид Ахимелеху ха-коэну: «Царь велел мне дело и сказал мне: «Никто не узнает ничего: дело, на которое я тебя посылаю тебя, и которое велел я тебе», а отрокам указал я в некое тайное место.

   Так как Давид не мог признаться Ахимелеху в том, что он бежит от царя Шауля, он рассказал ему небылицы про то, что Шауль послал его со срочной секретной миссией, причем она настолько секретна, что никто не должен узнать ни о том, в чем она заключается, ни о том, что Шауль вообще велел ему ее совершить. Поэтому своих солдат, которые здесь названы отроками, Давид отправил дожидаться его в некое тайное место, а сам отправился делать то, что приказал ему Шауль.

   Таким образом, Давид дал убедительный ответ на вопрос Ахимелеха, почему он пришел в Нов один.

4. А теперь что есть у тебя под рукой? Пять хлебов дай в руку мою, либо то, что есть».

   Так как Давид представил себя, как находящегося при исполнении срочных и секретных обязанностей, он потребовал у Ахимелеха обеспечить себя, а также своих несуществующих солдат, едой.

   Давид спросил у Ахимелеха о том, что у него есть под рукой, то есть что из съестного у него имеется в наличии, а затем потребовал пять буханок хлеба. В случае если пяти буханок хлеба у Ахимелеха не имеется, Давид потребовал у него отдать то, что есть, то есть не пять буханок, а меньше, либо какую-то другую еду.

5. И ответил коэн этот Давиду, и сказал он: «Нет хлеба буднего под рукой моей, только хлеб святой есть, остерегались ли отроки хотя бы женщины?».

   Будний хлеб – это обычный хлеб, никак не связанный с богослужением. Такого хлеба у Ахимелеха в наличии не было. Но был, как здесь сказано, святой хлеб, который в предложении №7 будет назван «лехем ха-паним» (לחם הפנים). Двенадцать таких хлебов постоянно находились внутри Храма на специальном столе, и каждую субботу менялись на новые. Одно из наблюдавшихся в Храме чудес заключалось в том, что эти хлеба не черствели на протяжении всей недели, и после того, как их заменяли на новые, они разделялись между служащими в это время коэнами, причем Главный коэн получал шесть таких хлебов, то есть половину их количества. Лехем ха-паним относился к самому святому виду жертв, он поедался в субботу после окончания принесения жертв, относившихся к службе Мусаф, его разрешено было есть лишь коэнам и только в пределах Храма. То, что у Ахимелеха имелся в наличии лехем ха-паним, говорит о том, что Давид прибыл в Нов в субботу (см. комментарий к предложению №2), но из-за описанных выше ограничений в его употреблении, версия о том, что здесь действительно идет речь о лехем ха-паним, вызывает серьезные сомнения. Во-первых, лехем ха-паним был лишь в Храме, а в описываемый здесь период времени Храма у евреев не было. Во-вторых, этот хлеб нельзя было есть тем, кто не являлся коэном, и даже коэнам разрешалось его есть лишь на территории Храма. Поэтому ряд комментаторов, в том числе Ральбаг и Мальбим, говорят, что здесь имеются в виду так называемые хлеба благодарности, которые приносятся вместе с благодарственной жертвой, и разрешены к употреблению не только коэнам, но также любому, кто находится в состоянии ритуальной чистоты.

   Именно поэтому Ахимелех говорит Давиду о том, что он сможет помочь ему с хлебом, но спрашивает, не имели ли его воины интимных отношений с женщиной, из-за чего пребывают в состоянии ритуальной нечистоты. Следует заметить, что кроме интимных отношений с женщиной, есть множество других способов стать нечистым с ритуальной точки зрения, но Ахимелех спрашивает именно об интимных отношениях, так как они являлись самой распространенной причиной ритуальной нечистоты.

   Ахимелех задает Давиду вопрос лишь относительно его воинов, хотя он вполне мог спросить о том же самом и самого Давида. Ральбаг пишет, что он воздержался от этого из-за уважения к Давиду, а «Даат Микра» приводит мнение, согласно которому он посчитал этот вопрос излишним, так как знал, что Давид не стал бы являться в город коэнов Нов в состоянии ритуальной нечистоты.

   Следует заметить, что «Мецудат Давид», который считает, что в нашем предложении действительно идет речь о лехем ха-паним, говорит о том, что Ахимелех вошел в положение Давида и его голодавших воинов, и решил отдать им такой хлеб, невзирая на все связанные с ним запреты, кроме запрета употребления его в пищу людьми, находящимися в состоянии ритуальной нечистоты.

6. И ответил Давид коэну, и сказал ему: «Истинно, женщина отделена от нас, как вчера-позавчера при выходе моем, и были вещи отроков святыми, и это обычай будней, и даже если сегодня освятится в сосуде».

   Давид говорит Ахимелеху о том, что он совершенно напрасно опасается того, что отданный им хлеб будет съеден людьми, находящимися в состоянии ритуальной нечистоты. По словам Давида, ни он, ни его воины, не были с женщиной уже три дня, после того, как они отправились на задание. И прежде, чем выйти из города, Давид и его люди не только сами очистились от ритуальной нечистоты, но также очистили от нее свои вещи. «Даат Микра» приводит мнение, объясняющее смысл такого очищения. Так как в Торе (Дварим 23, 15) сказано: «Ибо Господь, Бог твой, идет в среде лагеря твоего избавить тебя и отдать врагов твоих перед тобой, и будет лагерь твой святым», еврейские воины всегда очищались от ритуальной нечистоты перед боем или выходом на задание. Следует заметить, что в Книге Йехошуа (3, 5) рассказывается о том, как Йехошуа отдал приказ всему народу очиститься от ритуальной нечистоты перед переходом через Иордан.

   Если до слов «и это обычай будней» все комментаторы объясняют смысл сказанного Давидом совершенно одинаково, то затем начинаются разногласия. Раши пишет, что эти слова говорят о том, что хлеб типа лехем ха-паним, который уже убрали со стола, очень похож на будний, то есть обычный, хлеб, так как  его употребление в пищу уже не связано с грехом, который называется «мэила» (מעילה). «Мэила» на современном иврите означает «хищение» или «растрата», а в Торе означает употребление посвященных Богу предметов (например, жертв или дров для жертвенника) в личных целях. Так как лехем ха-паним, который заменили на новый после того, как он неделю пробыл в Храме, предназначается в пищу коэнам, употребляющий его в пищу человек, который не является коэном, не совершает грех мэила, и поэтому такой хлеб очень похож на обычный. Далее, по мнению Раши, Давид говорит о том, что даже если бы этот хлеб «сегодня освятился в сосуде», то есть даже если бы это был новый лехем ха-паним, которому предстоит неделю находиться в Храме, его все равно нужно было бы отдать Давиду, так как он и его воины голодают, и этот хлеб необходим для спасения их жизней. Следует заметить, что свой комментарий Раши основывает на том, что по этому поводу сказано в Вавилонском Талмуде (Менахот 95, б), и точно также объясняет конец нашего предложения «Мецудат Давид».

   Ральбаг, как было сказано в комментарии к предыдущему предложению, считает, что здесь идет речь о хлебах благодарности, которые можно было есть не только коэнам, но и всем, кто находится в состоянии ритуальной чистоты. Поэтому Ральбаг пишет, что в конце нашего предложения Давид говорит о том, что таков их обычай, его самого и его воинов, даже обычный будний хлеб они едят только в состоянии ритуальной чистоты. Тем более, этот обычай они будут соблюдать сегодня, когда в их сумках будет находиться святой хлеб, который отдаст им Ахимелех.

   «Даат Микра» приводит мнение, согласно которому в конце нашего предложения Давид говорит Ахимелеху о том, что и в будние дни он и его воины едят хлеб лишь в состоянии ритуальной чистоты, тем более они поступят так сегодня, то есть в субботу, которая является святым днем. Кроме этого, «Даат Микра» объясняет, каким образом Давид мог попросить Ахимелеха дать ему хлеба в субботу для того, чтобы отнести его своим воинам. Ведь одним из возможных нарушений субботнего отдыха является переноска предметов на расстояние, превышающее четыре локтя. По этому поводу «Даат Микра» пишет, что Давид представил все так, как будто он и его воины находятся в опасности погибнуть голодной смертью, а для того, чтобы спасти человека от смертельной опасности, нарушить субботу не только разрешается, но и необходимо.

   Мальбим напоминает о том, что тогда, когда происходили описываемые здесь события, у евреев не было Храма, и все связанные с храмовой службой ограничения, которых евреи в то время придерживались, являлись не законом, а всего лишь традицией. Поэтому, по мнению Мальбима, Давид в конце нашего предложения говорит Ахимелеху, что на самом деле тот хлеб, о котором идет речь, является совершенно обычным будним хлебом, который можно есть всем, а не только коэнам. И этот хлеб останется будним, то есть обычным, даже если он освятится в сосуде, который в свое время использовался в ходе храмовой службы.

7. И дал ему коэн святость, ибо не было там хлеба, лишь лехем ха-паним, убранные от Господа, поместить хлеб горячий в день взятия его.

   Здесь говорится о том, что Ахимелех дал Давиду святой хлеб, так как обычного хлеба в Нове не было, а был лишь лехем ха-паним, о котором шла речь в комментарии к предложению №5. То, что у Ахимелеха не было ни одной буханки обычного хлеба может вызвать недоумение, которое легко разрешает рабби Ишаяху Митрани. Он объясняет, что обычного хлеба у Ахимелеха не было именно потому, что у него был лехем ха-паним. Дело в том, что в соответствии с законами Торы, лехем ха-паним нужно есть лишь в тот день, когда его убрали из Храма, а также в течение следующей за этим днем ночи. В Торе содержится запрет оставлять лехем ха-паним несъеденным до воскресного утра, когда он переходит в категорию «нотар» (נותר), то есть просроченных излишков жертвоприношений, которые положено сжигать. Для того чтобы не совершить такого нарушения, Ахимелех предпочитал в субботу вообще не держать дома обычный хлеб, и употреблять в пищу только лехем ха-паним.

   Прежде, чем углубиться в общий смысл того, что сказано в нашем предложении, следует прояснить то, о чем говорится в его заключительной части. Как уже упоминалось в комментарии к предложению №5, лехем ха-паним представлял собой двенадцать хлебов. Эти хлеба выкладывались на находившийся в Храме специальный золотой стол, который выглядел так:

   

   Лехем ха-паним находился на этом столе в течение недели, от одной субботы до следующей, когда он менялся на новый. Новый лехем ха-паним пекся в пятницу, до наступления субботы, но сохранялся так, чтобы оставаться теплым, и поэтому в конце нашего предложения говорится о горячем хлебе, который заменяет тот, который по истечении недели убрали из Храма.

   В соответствии с простым пониманием сказанного в нашем предложении, Ахимелех дал Давиду убранный из Храма лехем ха-паним, так как другого хлеба у него не было, и случилось это в субботу. Следует заметить, что на первый взгляд это предложение создает большие проблемы тем комментаторам, которые говорят о том, что Ахимелех дал Давиду не лехем ха-паним, а хлеба благодарности (см. комментарий к предложению №5). Ральбаг справляется с этими проблемами, объясняя, что описываемые события на самом деле происходили не в субботу, а в будний день, и убранный из Храма лехем ха-паним давно уже был съеден коэнами. Лехем ха-паним упоминается здесь из-за того, что если бы он имелся в наличии, Ахимелех дал бы Давиду его, но так как его не было, а был лишь тот лехем ха-паним, который в то время находился в Храме, Ахимелех был вынужден отдать Давиду другой хлеб, тоже обладавший святостью, но менее проблематичный с точки зрения употребления его в пищу теми, кто не являлись коэнами.

   Мальбим объясняет наше предложение по-другому и говорит, что Ахимелех отдал Давиду хлеба благодарности, так как другого хлеба в Нове не было, а был лишь убранный из Храма лехем ха-паним, который было запрещено употреблять в пищу тем, кто не был коэном.

8. А там муж из рабов Шауля в тот день остановился перед Господом, и имя его Доэг-адомеец, богатырь пастухов, которые у Шауля.

   Слова «муж из рабов Шауля» означают, что этот человек был одним из придворных Шауля. Он был в Нове в тот день, когда туда явился Давид, и стал свидетелем состоявшегося между ним и Ахимелехом разговора. В нашем предложении указана причина его пребывания в Нове, а также его имя и занимаемая им должность.

   Итак, Доэг пребывал в Нове потому что он, как здесь сказано, «остановился перед Господом», и есть несколько версий того, что это означает. Раши пишет, что он прибыл в Нов для того, чтобы изучать Тору. «Даат Микра» высказывает похожее мнение и говорит о том, что целью его прибытия в Нов были молитва и совершение жертвоприношений в соответствии с существовавшей в то время традицией, по которой евреи посещали Храм в субботу и во время празднования начала нового месяца. Кроме этого, «Даат Микра» приводит еще одно мнение, согласно которому Доэг явился в Нов по поручению Шауля. Так как, как сказано в конце нашего предложения, он нес ответственность за все, что связано с царскими стадами, Доэг отправился в Нов для того, чтобы принести в жертву родившихся в этих стадах первенцев, а также, чтобы отдать населявшим Нов коэнам полагавшуюся им десятину с домашнего скота Шауля. По закону тот, кто совершает жертвоприношение, должен переночевать в месте принесения жертвы, поэтому Доэг не смог в тот же день вернуться в Гиват Шауль, и ему пришлось задержаться. По всей видимости, Доэг прибыл в Нов в пятницу, сделал все, что от него требовалось, но по описанной выше причине назад уйти не смог, а следующим днем была суббота, поэтому ему пришлось оставаться в городе до ее исхода. Рабби Ишаяху Митрани тоже пишет, что Доэг находился в Нове из-за субботы, но считает, что причиной этого было то, что он был в пути и не успел до наступления субботы добраться до Гиват Шауля, и ему пришлось остановиться в Нове из-за того, что в субботу запрещено путешествовать.

   Этого человека звали Доэг (в главе 22 он будет назван Дойег), и здесь он назван адомейцем. Имя Доэг-адомеец сразу наталкивает на мысль об Эдоме, царстве потомков брата Яакова Эйсава, которое находилось между Мертвым морем и Эйлатским заливом на территории современной Иордании. И действительно, Радак и «Мецудат Цион» пишут о том, что Доэг некоторое время проживал в Эдоме, поэтому назван здесь адомейцем, несмотря на то, что он был евреем. Либо он здесь так назван из-за каких-то событий, в которых он принимал деятельное участие, и которые были связаны с Эдомом. «Даат Микра» приводит мнение, согласно которому Доэг был самым настоящим эдомейцем, который принял иудаизм, но вместе с этим считает, что на самом деле он никак не был связан с Эдомом, и назван здесь адомеец по названию города, из которого был родом.

   В конце нашего предложения указана должность, которую занимал Доэг при дворе царя Шауля, и эта должность называлась «богатырь пастухов». Слово «богатырь» в оригинальном тексте звучит, как «абир» (אביר), что в ТАНАХе обычно означает силу, точно так же, как у хеттов корень «абару» означает «сильный», то есть здесь идет речь о том, что Доэг заведовал всем, что связано с царскими домашними животными. Вместе с этим существует мнение, согласно которому в нашем предложении следует читать не «пастухи», а «пастыри», то есть здесь идет речь о том, что Доэг являлся кем-то вроде премьер-министра. Раши высказывает похожее мнение и говорит о том, что Доэг был председателем суда царя Шауля.

9. И сказал Давид Ахимелеху: «Нет ли здесь под рукой твоей копья или меча, ибо и меча моего, и вещей моих не взял я, ибо было дело царя срочным».

   Давид спросил Ахимелеха, нет ли у того для него какого-либо оружия, так как задание, которое дал ему Шауль, было настолько срочным, что у Давида не было времени на то, чтобы взять с собой свои оружие и личные вещи.

10. И сказал этот коэн: «Меч Гальята плишти, которого побил ты в долине ха-Эла, вот он, завернут в платье за эфодом, если его возьмешь себе – бери, ибо нет другого, кроме него, здесь», и сказал Давид: «Нет такого, как он, дай мне его».

    Меч Гальята был добыт Давидом в ходе их поединка, о котором шла речь в главе 17, и этим мечом Давид отрубил голову Гальяту, после чего доставил ее Шаулю. После победы над плиштим этот меч был передан в Нов для того, чтобы служить напоминанием о чуде, которое тогда совершил Бог, отдав Гальята в руки Давида. Вместе с этим, место, где проводилось богослужение, было не совсем подобающим для того, чтобы хранить в нем орудие убийства, поэтому он был не на виду, а, как здесь сказано, был завернут в платье и хранился за эфодом.

    Присутствующее здесь слово «платье» означает не женское платье, а является синонимом слова «одежда». По всей видимости, здесь имеется в виду большое покрывало, в которое человек мог завернуться, и в которое, в случае надобности, заворачивали те или иные предметы.

    Завернутый в платье меч Гальята хранился, как здесь сказано, за эфодом. Эфод был одним из предметов облачения Главного коэна, из чего Ральбаг делает вывод о том, что меч Гальята хранился в помещении, которое использовалось, как склад рабочей одежды совершавших жертвоприношения коэнов. Вместе с этим, как известно, к эфоду крепился  хошен с Урим и Тумим, с помощью которого тогда задавали Богу вопросы. Поэтому переводчик на арамейский Йонатан пишет, что разговор о мече состоялся после того, как Давид и Ахимелех задали Богу вопрос с помощью этого эфода. Вместе с этим, Радак считает, что такое понимание сказанного в нашем предложении ошибочно.

    Из того, что Ахимелех говорит Давиду относительно меча Гальята, создается впечатление, что он не думает, что этот меч Давиду подходит: он говорит Давиду о том, что у него есть лишь меч Гальята, если он хочет забрать его – пусть забирает, так как иначе он останется вообще невооруженным. Такое скептическое отношение Ахимелеха к мечу Гальята можно объяснить тем, что Гальят был очень крупным человеком и его оружие, соответственно, было тоже очень большим и тяжелым. В предложениях №5-7 главы 17 описывается вооружение Гальята, с которым тот выходил на поединок. Про его меч там не сказано ни слова, но из того, что там говорится о другом его снаряжении, можно сделать вывод о том, что обычный человек им пользоваться не сможет.

    Мальбим раскрывает тему меча Гальята в соответствии с мнением Абарбанэля и пишет, что в то время воины избегали пользоваться оружием, с помощью которого был убит его предыдущий хозяин, так как это считалось дурной приметой. Поэтому Ахимелех считал, что меч Гальята, с помощью которого он был убит, не самое лучшее оружие для Давида. Но Давид ответил ему: «Нет такого, как он», то есть сказал, что для него этот меч – самый лучший, и является не плохой, а хорошей приметой, так как им он убил очень грозного противника.

11. И встал Давид, и бежал в тот день от лица Шауля, и пришел к Ахишу, царю Гата.

    Несмотря на то, что Давид и до этого был в бегах, здесь говорится о том, что из Нова он бежал от Шауля, так как на этот раз он бежал от него окончательно: Давид покинул пределы еврейского государства, где его могли схватить и доставить к Шаулю, и пришел к царю Гата Ахишу. По всей видимости, Давид принял это решение из-за того, что заметил в Нове Доэга, и понял, что тот обязательно доложит Шаулю о том, где находится Давид.

    В Псалмах (34, 1) царь Гата Ахиш назван Авимелехом. Радак по этому поводу пишет, что у этого человека были два имени, Ахиш и Авимелех. Но «Даат Микра» говорит о том, что Авимелех – это не второе имя Ахиша, а титул, каким обладали все цари плиштим, так же, как египетские цари назывались фараонами. Версия «Даат Микра» подтверждается тем, что в Торе (Берешит 20, 2 и 21, 22) упоминается о том, что Авимелехом звали царей Грара во времена Авраама (Берешит 20, 2 и 21, 22), а также его сына Ицхака (Берешит 26, 8).

    Город Гат уже неоднократно упоминался в Книге Шмуэля, и информацию о нем можно почерпнуть в комментарии к главе 8, предложению №8. Вместе с этим следует заметить, что ранее Гат определялся, как княжеский город, в котором правил один из пяти князей плиштим. Здесь же говорится о том, что в Гате сидел царь плиштим. Это объясняется тем, что в то время правитель Гата Ахиш был признан самым главным из князей плиштим и таким образом получил многие из царских полномочий.

12. И сказали рабы Ахиша ему: «Ведь это Давид, царь земли этой, ведь про это ответят в махолях, говоря: «Побил Шауль тысячами, а Давид – десятками тысяч!»».

    По всей видимости, Давид не думал, что его узнают, и намеревался получить у Ахиша «политическое убежище». Но только он явился к воротам его дворца, как был узнан придворными. Те сразу же доложили Ахишу, что снаружи находится Давид, который неоднократно доставлял им множество неприятностей, и, самое главное, что именно про него сложили песню со словами «Побил Шауль тысячами, а Давид – десятками тысяч!». Слова этой песни были приведены выше, в главе 18, предложении №7, и она, судя по всему, стала народной, так как была известна даже проживавшим за границей царства Шауля плиштим.

    Махоль – музыкальный инструмент, упоминавшийся в главе 18, предложении №6, информацию о нем см. там в комментарии.

    Следует заметить, что плиштим здесь определяют Давида странным образом: «царь земли этой», хотя им наверняка было известно о том, что царем в то время был не Давид, а Шауль. Также непонятно, какую землю они имеют при этом в виду. «Мецудат Давид» и «Даат Микра» считают, что придворные Ахиша здесь говорят о царстве Шауля, а царем называют Давида из-за того, что он, а не Шауль, настоящий еврейский царь, так как именно он ведет народ на войну с их врагами, то есть действует так, как должен действовать царь. Мальбим объясняет то, из-за чего Давид назван царем, похожим образом, но добавляет, что придворные Ахиша посчитали, что Давид прибыл к ним с разведывательными целями, так как не мог такой влиятельный человек, почти царь, бежать из родного государства. Вместе с этим, Раши и Мальбим считают, что, говоря о «земле этой», придворные Ахиша имеют в виду территорию их государства. Они напоминают Ахишу о том, что в соответствии с условиями поединка между Давидом и Гальятом, проигравшая сторона должна была стать рабами выигравшей (см. главу 17, предложение №9). Теперь, по их словам, победивший в том поединке Давид явился для того, чтобы занять трон Ахиша, а всех плиштим превратить в рабов.

13. И поместил Давид слова эти в сердце своем, и устрашился очень из-за Ахиша, царя Гата.

    Слова «поместил Давид слова эти в сердце своем» означают, что Давид принял слова придворных близко к сердцу. Поэтому Давид очень испугался, так как Ахиш вполне мог приказать его убить, и этим решить все поднятые его придворными проблемы.

14. И изменил он свои слова в глазах их, и юродствовал в руках их, и делал отметины на дверях ворот, и стекала слюна на бороду его.

    Для того чтобы избежать опасности быть убитым по приказу Ахиша, Давид притворился сумасшедшим. «Мецудат Давид» пишет, что он это сделал для того, чтобы плиштим подумали, что они обознались и это не Давид. Поэтому он, как здесь сказано, начал говорить глупости («изменил он слова свои в глазах их»), вел себя, как сумасшедший, ногтями царапал двери ворот дворца Ахиша, и слюна его капала на бороду его.

    Радак пишет, что все это Давид делал, пока был «в руках их», то есть все время, пока плиштим за ним наблюдали.

15. И сказал Ахиш рабам своим: «Вот, смотрите: человек с ума сходит. Зачем приводить его ко мне?

    Вышедший к воротам своего дворца Ахиш увидел кривлявшегося сумасшедшего, указал на него пальцем и сказал то, что приведено в этом и в следующем предложениях. Смысл сказанного Ахишем: «Какой же это Давид? Это какой-то сумасшедший. А если это не Давид, то зачем приводить его ко мне?».

16. Недостаточно сумасшедших мне, что привели вы этого сходить у меня с ума?! Этот зайдет в дом мой?!».

    Мальбим и «Мецудат Давид» приводят мидраш, в котором сказано, что жена и дочь Ахиша были сумасшедшими. Поэтому, увидев возле дворца еще одного сумасшедшего, Ахиш возмутился: «Что, мне дома недостаточно сумасшедших, что вы привели ко мне еще одного?!». «Мецудат Давид» объясняет заключительную часть нашего предложения тем, что иногда цари допускали к себе юродивых для того, чтобы развлечься, слушая бред, который те несут. Но сумасшедший, которого увидел Ахиш, не подходил и для этой роли, так как был полностью невменяемым, царапал двери и разбрызгивал всюду свою слюну. Такого сумасшедшего Ахиш впускать к себе в дом не намеревался.

    После этого Ахиш приказал прогнать Давида, о чем Книга Шмуэля умалчивает, так как это и так понятно. Следует заметить, что Давид упоминает о том, что его прогнал Ахиш, в своем псалме 34, предложении №1.

У Вас недостаточно прав для комментирования.