И было в те дни, и царя нет в Израиле, и было, человек леви жил на краю Горы Эфраима, и взял себе женщину наложницу из Бейт Лехема Йехуды.

Здесь начинает идти речь о событиях, которые не были непосредственно связаны с идолом Михи и коленом Дана, и по-всей видимости произошли в совершенно другое время. Рассказ об этих событиях начинается с еще одного упоминания о том, что в то время у евреев не было царя, и это должно натолкнуть читателя на мысль о том, что если бы у евреев был царь, того, что будет описано ниже, не случилось бы.

«Мецудат Давид» на основании главы 12 книги «Седер Олам» относит описанные здесь события к периоду порабощения евреев царем Кушаном, еще до того, как судьей стал Отниэль бен Кназ, то есть к самому началу Периода Судей.

Итак, в то время на краю Горы Эфраима проживал человек из колена Леви, причем, так же, как юноша леви из рассказа про идола Михи, жил он не в городе левитов, а в одном из обычных еврейских городов (подробней об этом – см. комментарий к главе 17, предложению №7). Как здесь сказано, этот человек взял себе наложницу, что по-всей видимости среди евреев тогда широко практиковалось (см., например, про наложницу Гидеона в главе 8, предложении №31). Как уже упоминалось, несмотря на то, что «взятие» наложницы не было связано с женитьбой, наложницы в то время обладали вполне легальным статусом, очень похожим на статус законной жены. Эта наложница была родом из города Бейт Лехема, что в наделе Йехуды (о его местонахождении см. главу 17, предложение №7), и, вероятно, сам этот леви раньше жил там же, но потом перебрался жить на край Горы Эфраима.

И совратилась от него наложница его, и ушла от него в дом отца ее, в Бейт Лехем Йехуды, и была там дни четыре месяца.

На первый взгляд здесь говорится о том, что наложница этому человеку изменила, но на самом деле она просто ушла от него и вернулась жить в дом своего отца. Такое понимание текста следует из того, что будет сказано ниже, а именно, что этот человек отправился за ней и начал упрашивать ее вернуться. Если бы она действительно ему изменила, он бы не стал этого делать, так как по законам Торы изменившая жена навечно запрещена своему мужу, поэтому следует сказать, что в нашем случае она ему не изменяла.

В доме своего отца эта женщина прожила довольно продолжительное время, которое «Даат Микра» оценивает в четыре месяца (т.е. заключительная фраза нашего предложения должна звучать, как «дней четыре месяца»), а Ральбаг и «Мецудат Цион» - как год и четыре месяца, так как иногда в ТАНАХе слово «ямим» (ימים) означает не «дни», а «год».

И поднялся муж ее, и пошел за ней говорить к сердцу ее, вернуть ее, и отрок его с ним, и пара ослов, и привела она его в дом отца ее, и увидел его отец отроковицы, и обрадовался навстречу ему.

Ральбаг говорит, что, судя по всему, наложница покинула этого человека в результате какой-то сильной ссоры, а так как он ее любил, то, помучившись некоторое время, собрался и отправился в Бейт Лехем для того, чтобы уговорить ее вернуться.

В Бейт Лехеме этот человек намеревался «говорить к сердцу ее», то есть обратиться не к ее разуму, а к чувствам, что обычно дает неплохие результаты при общении с женщинами.

Так как путь в Бейт Лехем был неблизким, этот человек взял с собой отрока, то есть своего слугу, а так же пару ослов: одного – для себя, а другого – для наложницы. Кстати, из этого можно сделать вывод о том, что этот человек был довольно зажиточным, так как, как упоминалось ранее, верхом на ослах в то время передвигались только богатые люди, евреи попроще обычно путешествовали пешком.

За время, проведенное в доме отца, злость наложницы по отношению к этому человеку утихла, а кроме того, жить у родителей ей, вероятно, уже надоело, поэтому, увидев его снаружи, она выбежала ему навстречу и привела его в дом.

Отец наложницы тоже ему обрадовался, что, по мнению Ральбага, подтверждает предположение о том, что этот человек был довольно состоятельным и обладал авторитетом.

Следует заметить, что эта женщина здесь называется отроковица, что указывает на то, что она была очень молода.

И схватил его тесть его, отец отроковицы, и сидел с ним три дня, и ели они, и пили, и ночевали там.

Отец наложницы не хотел его отпускать, уговаривал его задержаться и погостить в его доме, три дня пировал с ним, а затем они заночевали, причем «Мецудат Давид» считает, что впервые они заночевали только после трех дней пира, то есть до этого они пировали три дня и три ночи без перерыва на сон.

И было на четвертый день, и пробудились они утром, и встал он идти, и сказал отец отроковицы зятю своему: «Подкрепи сердце свое ломтем хлеба, а потом пойдете».

«Подкрепи сердце свое» - вежливое обращение к гостю гостеприимного хозяина. С похожими словами Авраам обратился к посетившим его ангелам (см. Берешит 18, 5).

И сели они, и ели вдвоем вместе, и пили, и сказал отец отроковицы этому человеку: «Соблаговоли пожалуйста, и заночуй, и будет тебе хорошо на сердце».

Отец наложницы начал упрашивать этого человека остаться в его доме еще на одну ночь.

И встал этот человек уходить, и упрашивал его тесть его, и вернулся он, и заночевал там.

И пробудился он утром пятого дня уходить, и сказал отец отроковицы: «Подкрепи сердце свое», и задержались они до после полудня, и ели вдвоем.

И встал этот человек уходить, он, и наложница его, и отрок его, и сказал ему тесть его, отец отроковицы: «Вот, уже ослаб день к вечеру, остановитесь вы на стоянку сегодня, заночуй здесь и будет хорошо тебе на сердце, и выйдете завтра утром в дорогу вашу, и пойдешь ты к шатру своему».

Отец наложницы опять начал упрашивать этого человека остаться в его доме еще на одну ночь, аргументируя, что день уже близится в вечеру («уже ослаб день к вечеру»), поэтому ему не удастся добраться до своего дома до наступления темноты и все равно придется искать где-то место для ночлега («остановитесь вы на стоянку сегодня»), и поэтому ему стоит провести в доме тестя еще одну ночь, а завтра утром выйти в дорогу, и тогда он сможет добраться домой, нигде не останавливаясь на ночь.

И не хотел этот человек ночевать, и встал, и пошел, и дошел до Йевуса, он же Иерусалим, и с ним пара запряженных ослов, и наложница его с ним.

Этот человек решил не оставаться еще на одну ночь в Бейт Лехеме, и, несмотря на то, что день уже клонился к вечеру, собрался и начал двигаться на север, в сторону Горы Эфраима.

Через некоторое время он достиг Иерусалима, в котором тогда проживал народ йевуси, из-за чего Иерусалим здесь назван Йевусом. Дорога, которая вела с юга на север и по которой шел этот человек, проходила вдоль западной стены Иерусалима.

Так как вместе с ним была женщина и вьючные животные, он не хотел проводить ночь на открытой местности, и искал место для ночлега.

Они рядом с Йевусом, и день спустился очень, и сказал отрок господину своему: «Идем-ка и свернем в город йевуси этот, и заночуем в нем».

Здесь слово «день» означает «Солнце», то есть они оказались рядом с Иерусалимом перед заходом Солнца, когда надо было искать себе место для ночлега.

Слуга этого человека предложил ему заночевать в Иерусалиме, который в то время был населен йевуси.

И сказал ему господин его: «Не свернем мы в нееврейский город, ибо не из сынов Израиля они, пройдем мы до Гивы».

Этот человек предпочел переночевать у евреев, и поэтому решил добраться до окрестностей города Гива, населенного евреями из колена Биньямина, и который находился севернее, примерно в часе ходьбы от Иерусалима.

Город Гива, что в наделе Биньямина (в отличие от других городов с таким же названием), в Книге Йехошуа (18, 28) упоминался под именем Гиват. В настоящее время он представляет собой курган Тель Эль-Фуль (31°49'22.84"N, 35°13'52.06"E), расположенный к западу от иерусалимского района Писгат Зеэв и шоссе №60. Курган хорошо заметен на местности благодаря недостроенному дворцу короля Иордании Хусейна, находящемуся на его вершине:

И сказал он отроку его: «Иди, и приблизимся к одному из мест, и заночуем в Гиве или в Раме».

Этот человек решил продолжать двигаться на север до тех пор, пока их не застигнет темнота. За это время он предполагал добраться по-крайней мере до Гивы, а может быть, даже до Рамы, которая находилась в 4 км. к северу от Гивы.

Город Рама фигурирует в Книге Йехошуа (18, 25), как ха-Рама, и в настоящее время представляет собой арабскую деревню Э-Рам (31°50'57.43"N, 35°14'0.77"E), расположенную к северу от иерусалимского района Неве-Яаков:

И прошли они, и пошли, и зашло им Солнце возле Гивы, которая Биньямина.

Этот человек со своими спутниками прошел Иерусалим и продолжил двигаться на север, и когда зашло Солнце, он находился рядом с городом Гива, принадлежащим колену Биньямина.

Таким образом до захода Солнца он отдалился от Бейт Лехема на 14 км. и проделал путь, показанный на следующей карте:

И свернули они туда, прийти заночевать в Гиве, и пришел он, и сел на улице города, и никто не забирает их домой заночевать.

В то время у евреев было принято приглашать к себе домой путников, которых застигла в пути темнота. На это и надеялся свернувший в Гиву леви. Войдя в город, он и его спутники сели на землю на одной из центральных его улиц и ожидали, что кто-либо из жителей города пригласит их к себе домой для ночлега, но никто их не приглашал.

Причиной этого было то, что жители Гивы хотели, чтобы пришедшие в их город путники остались на ночь без крова. Дело в том, что жители Гивы восприняли один из мерзких древних кнаанских обычаев, в соответствии с которым оказавшийся в городе чужак становился жертвой порочных страстей его жителей.

И вот старый человек идет с работы, с поля вечером, и этот человек с Горы Эфраима, и он живет в Гиве, а местные люди – сыны Биньямина.

В Гиве в то время жил старик, который тоже был не местным, но каким-то образом смог укорениться в городе. Этот человек был родом с Горы Эфраима, а местные жители принадлежали к колену Биньямина. Так как на Горе Эфраима проживали три колена: Биньямина, Эфраима и Менаше, то следует сказать, что этот старик принадлежал либо к колену Эфраима, либо к колену Менаше, то есть в любом случае являлся потомком Йосефа.

И поднял он глаза, и увидел этого человека-гостя на улице города, и сказал старый человек: «Куда идешь и откуда пришел ты?»

И сказал он ему: «Проходим мы из Бейт Лехема Йехуды до края Горы Эфраима, оттуда я, и ходил я до Бейт Лехема Йехуды, и к Дому Господа иду я, и никто не забирает меня домой.

Пришелец рассказал старику, что он живет на краю Горы Эфраима, и сейчас возвращается туда из Бейт Лехема, что в наделе колена Йехуды, а по пути собирается завернуть в Шило, где в то время находился временный Храм. Кроме этого, он пожаловался на то, что никто из жителей города не предложил ему остановиться у него на ночлег. «Мецудат Давид» замечает, что этот человек упомянул о том, что он намеревается посетить Храм в Шило для того, чтобы его жалоба звучала сильнее, так как в этом случае он выглядит не просто путником, а паломником, идущим в Храм.

И солома, и корм есть для ослов наших, а также хлеб и вино есть у меня и для рабыни твоей, и для отрока с рабом твоим, нет недостатка ни в чем».

Пришелец говорит старику, что они нуждаются только в ночлеге, им больше ничего не нужно, так как у них имеется еда и для людей, и для животных.

Следует заметить, что он называет свою наложницу «рабыней», а себя – «рабом» человека, с кем разговаривает, чтобы показать тому свое уважение, как было принято в те времена.

И сказал старый человек: «Мир тебе, только весь недостаток твой на мне, только на улице не ночуй».

Старик пригласил путников к себе в дом, при этом сказав загадочную фразу «только весь недостаток твой на мне», которую различные комментаторы объясняют по-разному. «Мецудат Давид» считает, что старик сказал этому человеку, что, так как у того все есть, то он от старика ничего не получит и будет питаться тем, что привез с собой, а даст старик ему лишь то, в чем у того недостаток. А недостаток у него есть только в ночлеге, и именно ночлег старик ему предоставит. В этом случае заключительные слова «только на улице не ночуй» служат объяснением тому, какой именно недостаток старик ему восполнит.

«Даат Микра» предлагает понимать эти слова совершенно наоборот и говорит, что первое слово «только» используется в значении «но», то есть старик приглашает путников к себе в дом и обещает, что, кроме ночлега, предоставит им полное обслуживание, лишь бы они не оставались ночевать на улице.

И привел он их в дом его, и смешал ослам, и омыли они ноги свои, и ели, и пили.

Старик смешал ослам солому с кормом, и таким образом приготовил им еду.

Они ублажают сердца свои, и вот, люди города этого, люди мерзкие, окружили дом этот, стучатся в дверь, и сказали этому человеку, старому хозяину дома, говоря: «Выведи этого человека, который пришел в дом твой, и познаем мы его».

Пока гости вместе с хозяином пили и ели, у дома собрались жители Гивы, которые, как было сказано выше, восприняли старинный кнаанский обычай, в соответствии с которым с чужаками можно было делать все, что им заблагорассудится. Точно так же в свое время вели себя жители Сдома, и для того, чтобы подчеркнуть это, Книга Судей описывает то, что произошло в городе Гива, очень похоже на то, как описывает Тора (Берешит 19) события, связанные со Сдомом.

Жители Гивы начали стучать в двери дома и требовать от его хозяина, чтобы тот вывел к ним своего гостя для того, чтобы они занялись с ним мужеложством. Свои требования жители Гивы подкрепляли ссылками на бытовавшую в городе традицию, в соответствии с которой чужак принадлежал им по праву, а также угрозами в адрес старика, который, укрыв путников в своем доме, поступил вразрез с бытовавшими в городе обычаями.

Мужеложство также являлось одной из кнаанских традиций, из-за которых Бог решил уничтожить все семь кнаанских народов, и эта традиция также бытовала в среде жителей города Гивы.

И вышел к ним человек хозяин дома, и сказал им: «Нет, братья мои, не причиняйте зла, пожалуйста, после того, как пришел этот человек в дом мой, не делайте мерзости этой!

Старик извиняется за то, что поступил не в соответствии с обычаем города, но, так как путники уже находятся в его доме, просит жителей города сжалиться над ними и не позорить его, как хозяина дома.

Вот дочь моя, девственница, и наложница его, выведу-ка я их и мучьте их, и делайте с ними то, что хорошо в глазах ваших, а человеку этому не делайте акта мерзости этой!»

Так как по обычаям Гивы тела чужаков ночью принадлежали горожанам и старик с этим ничего не мог поделать, он попытался хотя бы сделать так, чтобы обошлось без противоестественных половых связей, и поэтому предложил отдать им женщин, одна из которых была его собственная дочь, а вторая – наложница его гостя. Наложница им полагалась в соответствии с их обычаем, а свою дочь он решил отдать им на растерзание вместо своего гостя, и таким образом уберечь хотя бы его от группового изнасилования.

И не желали эти люди слушать его, и схватил этот человек наложницу его, и вывел к ним наружу, и познали они ее, и издевались над ней всю ночь до утра, и отпустили ее на рассвете.

Предложение старика горожанам не понравилось, и они продолжали настойчиво требовать отдать им тех, кто нашел убежище в его доме. Тогда его гость, которого трудно назвать героем, схватил свою наложницу и силой вытолкал ее наружу. «Даат Микра» пишет, что по-всей видимости он считал, что ей от своей участи уйти не удастся в любом случае, так как и хозяин дома в прошлом предложении предлагал горожанам отдать ее им.

Когда горожане увидели, что к ним в руки попала молодая и красивая женщина, они все внимание переключили на нее, поднялся ажиотаж, начались ссоры и драки, решался вопрос кто будет первым и т.д., и это позволило гостю и старику под шумок опять запереться в доме.

После этого горожане всю ночь насиловали эту несчастную женщину всеми известными им способами, а когда начало светать – отпустили. По-всей видимости таким образом жители этого города взимали плату с путников за то, что им дали возможность на ночь укрыться внутри городских стен, и считалось, что путники заплатили свой долг с наступлением рассвета.

И пришла эта женщина перед утром, и упала на входе в дом этого человека, в котором господин ее, до света.

Обессиленная женщина смогла добраться до входа в дом, в котором провел ночь ее господин, но потом силы ее иссякли, она упала в дверях дома и лежала там до восхода Солнца.

И встал господин ее утром, и открыл двери дома, и вышел идти своей дорогой, и вот женщина наложница его лежит в дверях дома, и руки ее на пороге.

Немного удивляет олимпийское спокойствие этого человека, но «Даат Микра» пишет, что он был спокоен, так как почему-то предполагал, что его наложница ожидает его в городских воротах.

И сказал он ей: «Вставай и пойдем», и нет ответа, и взял он ее на осла, и встал этот человек, и пошел на место свое.

Когда она ему не ответила, он понял, что она мертва. Тогда он погрузил ее труп на осла и отправился к себе домой.

И пришел он в дом свой, и взял большой нож, и схватил наложницу его, и расчленил ее по членам ее на двенадцать частей, и разослал ее по всей территории Израиля.

После того, как этот человек добрался к себе домой, он расчленил труп своей наложницы на двенадцать частей и разослал эти части по всем коленам Израиля, кроме колена Биньямина. Каждую часть он снабдил сопроводительным письмом, в котором описал то, что произошло с ним и его наложницей в городе Гиве надела Биньямина.

И было, каждый, кто видел, говорил: «Не было и не виделось такого со дня восхода сынов Израиля из Земли Египетской до сегодняшнего дня, поставьте себе на нее, советуйтесь и говорите».

Так говорили евреи, которым доставили куски трупа наложницы.

Заключительная часть этого предложения «поставьте себе на нее, советуйтесь и говорите» означает «поставьте себя на ее место, советуйтесь и говорите, что сейчас делать».